Длительное время не решался написать, задумывался вам мои слова про науку не будут новостью. Вы совсем правильно гласите, что публичное бытие определяет публичное сознание (частью которого является и наука, и образование). Я желал добавить пару слов о том, как это происходит в деталях с моей, как юного учёного, точки зрения. Сейчас ЕГЭ введен не только лишь в школах, типичный аналог ЕГЭ введён и для учёных. Именуется он — индекс Хирша (индекс цитирования научных работ). «Качество работы учёного» оценивается как количество публикаций в более «популярных» (с высочайшим импакт-фактором) научных журнальчиках и как количество ссылок на эти публикации. От этих характеристик зависит, дадут ли для тебя грант на проведение исследовательских работ, зависит финансирование института, количество экономных мест в ВУЗе . Можно сделать возражение, дескать, во всём мире учёные так работают, нет тут ничего необычного — чиновникам ведь нужен некий аспект, чтоб одних учёных поощрять, а других подталкивать урезанием финансирования. Как говорится, по законам рынка в конкурентноспособной борьбе выживет наисильнейший. Волнует меня другое.
Во-1-х, как несложно додуматься, самые пользующиеся популярностью научные журнальчики — тот же Science, Physical letters, IEEE control systems — выпускаются в США. К примеру, перед инженерами Boeing стоит животрепещущая научно-техническая задачка (коих при проектировании самолётов много). В своём кругу стремительно решить задачку не выходит, эта задачка в некой формальной постановке публикуется в журнальчике института-подрядчика. Хочешь быть неплохим учёным? Реши для янки их задачку, повысь собственный индекс Хирша. В конечном итоге выходит смешная ситуация: русское правительство из русской казны выделяет средства на финансирование русских учёных, которые решают задачки для американских институтов и для американской индустрии в конечном счёте. Припоминает это всё краснокожих, которые за цветные стёклышки отдавали свои земли.
Во-2-х, русская наука (не могу гласить за всю науку) оторвана от производства. Мы решаем задачки, которые увлекательны южноамериканским журнальчикам, а не те, которые животрепещущи для нашей индустрии. Будь русская наука завязана на производственные нужды, не было бы и заморочек с оценкой свойства работы учёных (бездари и лодыри ушли бы сами), не было бы и зазорного низкопоклонства перед западными научными журнальчиками.
В-3-х, механизм грантов. Я участвовал в исследовательских работах по грантам в своём вузе будучи аспирантом. Меня не покидало чувство, что я участвую в каком-то воровстве. Есть техническое задание, план проведения исследовательских работ. Мы получаем какие-то результаты, пишем отчёт по проведённым исследованиям. Далее эти отчёты ложатся на полку в минобрнауки. Что-то мне дает подсказку, что научная сторона исследовательских работ никого там не интересует. Претензии к отчёту если и появляются, то только по формальным признакам: не хватает печати, подписи, 95 страничек заместо 100, не тот шрифт, не те отступы. То чувство, когда ты трудишься, понимая, что результаты твоего труда — незапятнанная формальность, обряд, этими плодами не воспользуются для модернизации производства, они никак не перевоплотился в продукт, они просто лягут мёртвым грузом на полку в министерстве и никто никогда с ними даже не ознакомится. Теряется грань меж «получить средства за никчемную работу» либо «украсть эти средства в какой-либо коррупционной схеме». И правда, какая на самом деле разница?!
Результат, к которому я виду: наука оторвана от производства, университеты оторваны от науки, школы оторваны от вузов. Заместо науки как мотора модернизации, наука перевоплотился в игру — кто больше статей в американских журнальчиках опубликует. Заместо науки как неотъемлемой части вещественного производства, как звена цепочки товарного производства, получаем подачки из бюджета, дескать, не бунтуйте там. Заместо единой связной системы подготовки кадров — от яслей до академии — у нас есть некоторое количество разрозненных соц институтов, любой из которых контролируется государством средством различных ЕГЭ и его аналогов.
Поддержать проект «Последний звонок»